Произведение анна каренина читать. Кто написал произведение Анна Каренина. Судьба Анны Карениной

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

Всё смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме Француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами. Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более свяэаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских. Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали по всему дому, как потерянные; Англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета.

На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский - Стива, как его звали в свете, - в обычайный час, то есть в 8 часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.

«Да, да, как это было? - думал он, вспоминая сон. - Да, как это было? Да! Алабин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но там Дармштадт был в Америке. Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, - и столы пели: Il mio tesoro, [[Мое сокровище,]] и не Il mio tesoro, a что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины», вспоминал он.

Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался улыбаясь. «Да, хорошо было, очень хорошо. Много еще там было отличного, да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь». И, заметив полосу света, пробившуюся с боку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат. И тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с его лица, он сморщил лоб.

«Ах, ах, ах! Аа!...» замычал он, вспоминая всё, что было. И его воображению представились опять все подробности ссоры с женою, вся безвыходность его положения и мучительнее всего собственная вина его.

«Да! она не простит и не может простить. И всего ужаснее то, что виной всему я, - виной я, а не виноват. В этом-то вся драма, - думал он. - Ах, ах, ах!» приговаривал он с отчаянием, вспоминая самые тяжелые для себя впечатления из этой ссоры.

Неприятнее всего была та первая минута, когда он, вернувшись из театра, веселый и довольный, с огромною грушей для жены в руке, не нашел жены в гостиной; к удивлению, не нашел ее и в кабинете и наконец увидал ее в спальне с несчастною, открывшею всё, запиской в руке.

Она, эта вечно озабоченная, и хлопотливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно сидела с запиской в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.

Что это? это? - спрашивала она, указывая на записку.

И при этом воспоминании, как это часто бывает, мучало Степана Аркадьича не столько самое событие, сколько то, как он ответил на эти слова жены.

С ним случилось в эту минуту то, что случается с людьми, когда они неожиданно уличены в чем-нибудь слишком постыдном. Он не сумел приготовить свое лицо к тому положению, в которое он становился перед женой после открытия его вины. Вместо того чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения, оставаться даже равнодушным - все было бы лучше того, что он сделал! - его лицо совершенно невольно («рефлексы головного мозга», подумал Степан Аркадьич, который любил физиологию), совершенно невольно вдруг улыбнулось привычною, доброю и потому глупою улыбкой.

Эту глупую улыбку он не мог простить себе. Увидав эту улыбку, Долли вздрогнула, как от физической боли, разразилась, со свойственною ей горячностью, потоком жестоких слов и выбежала из комнаты. С тех пор она не хотела видеть мужа.

«Всему виной эта глупая улыбка», думал Степан Аркадьич.

«Но что же делать? что делать?» с отчаянием говорил он себе и не находил ответа.

В московском доме Облонских, где «всё смешалось» в конце зимы 1873 г., ждут сестру хозяина, Анну Аркадьевну Каренину. Причиной семейного разлада явилось то, что князь Степан Аркадьевич Облонский уличён своей женою в измене с гувернанткой. Тридцатичетырехлетний Стива Облонский искренне жалеет жену Долли, но, будучи человеком правдивым, не уверяет себя, будто раскаивается в содеянном. Жизнелюбивый, добрый и беспечный Стива давно уже не влюблён в свою жену, мать пятерых живых и двух умерших детей, и давно ей неверен.

Стива совершенно равнодушен к делу, которым занимается, служа начальником в одном из московских присутствий, и это позволяет ему никогда не увлекаться, не делать ошибок и прекрасно исполнять свои обязанности. Дружелюбный, снисходительный к человеческим недостаткам, обаятельный Стива пользуется расположением людей своего круга, подчинённых, начальников и вообще всех, с кем сводит его жизнь. Долги и семейные неурядицы огорчают его, но не могут испортить настроения настолько, чтобы заставить отказаться от обеда в хорошем ресторане. Обедает он с приехавшим из деревни Константином Дмитриевичем Левиным, своим ровесником и другом молодости.

Левин приехал для того, чтобы сделать предложение восемнадцатилетней княжне Кити Щербацкой, свояченице Облонского, в которую давно влюблён. Левин уверен, что такая, превыше всего земного находящаяся девушка, как Кити, не может любить его, обыкновенного помещика, без особенных, как он полагает, дарований. Вдобавок Облонский сообщает ему, что у него, по всей видимости, появился соперник - блестящий представитель петербургской «золотой молодёжи», граф Алексей Кириллович Вронский.

Кити знает о любви Левина и чувствует себя с ним легко и свободно; со Вронским же она испытывает непонятную неловкость. Но ей трудно разобраться в собственных чувствах, она не знает, кому отдать предпочтение. Кити не подозревает о том, что Вронский вовсе не намерен на ней жениться, и мечты о счастливом будущем с ним заставляют ее отказать Левину. Встречая приехавшую из Петербурга мать, Вронский видит на вокзале Анну Аркадьевну Каренину. Он сразу замечает особенную выразительность всего облика Анны: «Как будто избыток чего-то так переполнял ее существо, что мимо ее воли выражался то в блеске взгляда, то в улыбке». Встреча омрачается печальным обстоятельством: гибелью вокзального сторожа под колёсами поезда, которую Анна считает дурным предзнаменованием.

Анне удаётся уговорить Долли простить мужа; в доме Облонских устанавливается хрупкий мир, и Анна едет на бал вместе с Облонскими и Щербацкими. На балу Кити любуется естественностью и изяществом Анны, восхищается тем особенным, поэтическим внутренним миром, который является в каждом ее движении. Кити многого ждёт от этого бала: она уверена, что во время мазурки Вронский объяснится с нею. Неожиданно она замечает, как Вронский беседует с Анной: в каждом их взгляде чувствуется неодолимая тяга друг к другу, каждое слово решает их судьбу. Кити уезжает в отчаянии. Анна Каренина возвращается домой, в Петербург; Вронский следует за нею.

Себя одного виня в неудаче сватовства, Левин возвращается в деревню. Перед отъездом он встречается со старшим братом Николаем, живущим в дешёвых номерах с женщиной, которую взял из публичного дома. Левин любит брата, несмотря на его неудержимый характер, доставляющий множество неприятностей и ему самому, и окружающим. Тяжело больной, одинокий, пьющий, Николай Левин увлечён коммунистической идеей и организацией какой-то слесарной артели; это спасает его от презрения к самому себе. Свидание с братом усугубляет стыд и недовольство собою, которое испытывает после сватовства Константин Дмитриевич. Он успокаивается только в родовом своём поместье Покровском, решив ещё больше работать и не позволять себе роскоши - которой, впрочем, и прежде не было в его жизни.

Привычная петербургская жизнь, к которой возвращается Анна, вызывает у неё разочарование. Она никогда не была влюблена в мужа, бывшего много старше ее, и испытывала к нему только уважение. Теперь же его общество становится для неё тягостно, она замечает малейшие его недостатки: слишком большие уши, привычку трещать пальцами. Не спасает ее и любовь к восьмилетнему сыну Сереже. Анна пытается вернуть себе душевное равновесие, но это ей не удаётся - главным образом потому, что Алексей Вронский всячески добивается ее расположения. Вронский влюблён в Анну, и любовь его усиливается оттого, что роман с дамой большого света делает его положение ещё более блестящим. Несмотря на то что вся его внутренняя жизнь наполнена страстью к Анне, внешне Вронский ведёт обычную, весёлую и приятную жизнь гвардейского офицера: с Оперой, французским театром, балами, скачками и прочими удовольствиями. Но их отношения с Анной слишком отличаются в глазах окружающих от необременительного светского флирта; сильная страсть вызывает всеобщее осуждение. Алексей Александрович Каренин замечает отношение света к роману своей жены с графом Вронским и высказывает Анне своё недовольство. Будучи высокопоставленным чиновником, «всю жизнь свою Алексей Александрович прожил и проработал в сферах служебных, имеющих дело с отражениями жизни. И каждый раз, когда он сталкивался с самою жизнью, он отстранялся от неё». Теперь он чувствует себя в положении человека, стоящего над пучиной.

Попытки Каренина остановить неудержимое стремление жены к Вронскому, попытки самой Анны сдержать себя оказываются безуспешны. Через год после первой встречи она становится любовницей Вронского - понимая, что теперь они связаны навсегда, как преступники. Вронский тяготится неопределённостью отношений, уговаривает Анну оставить мужа и соединить свою жизнь с ним. Но Анна не может решиться на разрыв с Карениным, и даже то, что она ждёт ребёнка от Вронского, не придаёт ей решимости.

Во время скачек, на которых присутствует весь высший свет, Вронский падает со своей лошади Фру-Фру. Не зная, насколько серьёзно падение, Анна так неприкрыто выражает своё отчаяние, что Каренин вынужден немедленно увезти ее. Она объявляет мужу о своей неверности, об отвращении к нему. Это известие производит на Алексея Александровича впечатление выдернутого больного зуба: он избавляется наконец от страданий ревности и уезжает в Петербург, оставив жену на даче в ожидании его решения. Но, перебрав все возможные варианты будущего - дуэль с Вронским, развод, - Каренин решает оставить все без изменений, наказав и унизив Анну требованием соблюдать лживую видимость семейной жизни под угрозой разлуки с сыном. Приняв это решение, Алексей Александрович обретает достаточно спокойствия, чтобы с присущим ему упорным честолюбием отдаться размышлениям о делах службы. Решение мужа вызывает у Анны взрыв ненависти к нему. Она считает его бездушной машиной, не думающей о том, что у неё есть душа и потребность любви. Анна понимает, что загнана в угол, потому что не в силах променять своё нынешнее положение на положение любовницы, бросившей мужа и сына и заслуживающей всеобщего презрения.

Сохраняющаяся неопределённость отношений мучительна и для Вронского, в глубине души любящего порядок и имеющего незыблемый свод правил поведения. Он впервые в жизни не знает, как вести себя дальше, как привести свою любовь к Анне в согласие с житейскими правилами. В случае соединения с нею он вынужден будет выйти в отставку, и это тоже непросто для него: Вронский любит полковую жизнь, пользуется уважением товарищей; к тому же он честолюбив.

Жизнь троих людей опутана паутиной лжи. Жалость к мужу чередуется у Анны с отвращением; она не может не встречаться с Вронским, как того требует Алексей Александрович. Наконец наступают роды, во время которых Анна едва не умирает. Лёжа в родильной горячке, она просит прощения у Алексея Александровича, и у ее постели он испытывает жалость к жене, умилённое сострадание и духовную радость. Вронский же, которого Анна в беспамятстве отвергает, переживает жгучий стыд и унижение. Он пытается застрелиться, но его спасают.

Анна не умирает и, когда проходит душевное размягчение, вызванное близостью смерти, вновь начинает тяготиться мужем. Ни его порядочность и великодушие, ни трогательная забота о новорождённой девочке не избавляют ее от раздражения; она ненавидит Каренина даже за его добродетели. Через месяц после выздоровления Анна уезжает за границу с вышедшим в отставку Вронским и дочерью.

Живя в деревне, Левин занимается поместьем, читает, пишет книгу о сельском хозяйстве и предпринимает различные хозяйственные переустройства, не находящие одобрения у мужиков. Деревня для Левина - «место жизни, то есть радостей, страданий, труда». Мужики уважают его, за сорок вёрст ходят к нему советоваться - и его же норовят обмануть ради собственной выгоды. В отношении Левина к народу нет нарочитости: он считает себя частью народа, все его интересы связаны с крестьянами. Он восхищается силой, кротостью, справедливостью крестьян и раздражается от их беспечности, неряшливости, пьянства, лжи. В спорах с приехавшим в гости единоутробным братом Сергеем Ивановичем Кознышевым Левин доказывает, что земская деятельность не приносит пользы крестьянам, потому что не основывается ни на знании их истинных потребностей, ни на личном интересе помещиков.

Левин чувствует своё слияние с природой; он слышит даже рост весенней травы. Летом он косит вместе с мужиками, ощущая радость простого труда. Несмотря на все это, он считает свою жизнь праздной и мечтает переменить ее на трудовую, чистую и общую жизнь. В его душе постоянно совершаются неуловимые перемены, и Левин прислушивается к ним. Одно время ему кажется, что он обрёл спокойствие и забыл свои мечты о семейном счастье. Но эта иллюзия рассыпается в прах, когда он узнает о тяжёлой болезни Кити, а потом видит ее саму, едущую к сестре в деревню. Казавшееся мёртвым чувство вновь овладевает его сердцем, и только в любви он видит возможность разгадать великую загадку жизни.

В Москве, на обеде у Облонских, Левин встречается с Кити и понимает, что она любит его. В состоянии высшего душевного подъёма он делает Кити предложение и получает согласие. Сразу после венчания молодые уезжают в деревню.

Вронский с Анной путешествуют по Италии. Сначала Анна чувствует себя счастливою и полною радости жизни. Даже сознание того, что она разлучена с сыном, утратила своё честное имя и стала причиной несчастья мужа, не омрачает ее счастья. Вронский любовно-почтителен с нею, он все делает для того, чтобы она не тяготилась своим положением. Но сам он, несмотря на любовь к Анне, испытывает тоску и хватается за все, что может придать его жизни значительность. Он начинает заниматься живописью, но, имея достаточно вкуса, он знает свою посредственность и вскоре разочаровывается в этом занятии.

По возвращении в Петербург Анна отчётливо ощущает свою отверженность: ее не хотят принимать, знакомые избегают встреч с нею. Оскорбления света отравляют и жизнь Вронского, но, занятая своими переживаниями, Анна не хочет этого замечать. В день рождения Сережи она тайно едет к нему и, увидев наконец сына, почувствовав его любовь к себе, понимает, что не может быть счастлива в разлуке с ним. В отчаянии, в раздражении она упрекает Вронского в том, что он разлюбил ее; ему стоит больших усилий ее успокоить, после чего они уезжают в деревню.

Первое время супружеской жизни оказывается тяжело для Кити и Левина: они с трудом привыкают друг к другу, очарования сменяются разочарованиями, ссоры - примирениями. Семейная жизнь представляется Левину лодочкой: на скольжение по воде смотреть приятно, но править очень трудно. Неожиданно Левин получает известие о том, что брат Николай находится при смерти в губернском городе. Он немедленно собирается к нему; несмотря на его протесты, Кити решает ехать с ним. Увидев брата, испытав мучительную жалость к нему, Левин все-таки не может избавиться от страха и гадливости, которые вызывает в нем близость смерти. Он потрясён тем, что Кити совсем не боится умирающего и знает, как надо вести себя с ним. Левин чувствует, что только любовь жены спасает в эти дни от ужаса и его самого.

Во время беременности Кити, о которой Левин узнает в день смерти брата, семья продолжает жить в Покровском, куда на лето съезжаются родные и друзья. Левин дорожит душевной близостью, установившейся у него с женою, и мучается ревностью, боясь утратить эту близость.

Долли Облонская, гостящая у сестры, решает навестить Анну Каренину, которая живёт с Вронским в его имении, неподалёку от Покровского. Долли поражена переменами, произошедшими в Карениной, она чувствует фальшь ее нынешнего образа жизни, особенно заметную в сравнении с прежней живостью и естественностью. Анна развлекает гостей, пытается заниматься дочерью, чтением, устройством деревенской больницы. Но главная ее забота состоит в том, чтобы собою заменить Вронскому все, что он ради неё оставил. Их отношения становятся все более напряжёнными, Анна ревнует ко всему, чем он увлекается, даже к земской деятельности, которою Вронский занимается главным образом для того, чтобы не терять своей независимости. Осенью они перебираются в Москву, ожидая решения Каренина о разводе. Но, оскорблённый в лучших своих чувствах, отвергнутый женою, оказавшийся в одиночестве, Алексей Александрович подпадает под влияние известной спиритки, княгини Мягкой, которая уговаривает его из религиозных соображений не давать преступной жене развода.

В отношениях Вронского и Анны нет ни полного раздора, ни согласия. Анна обвиняет Вронского во всех тяготах своего положения; приступы отчаянной ревности мгновенно сменяются нежностью; то и дело вспыхивают ссоры. В сновидениях Анны повторяется один и тот же кошмар: какой-то мужичок наклоняется над нею, приговаривает бессмысленные французские слова и делает с нею что-то страшное. После особенно тяжёлой ссоры Вронский, вопреки желанию Анны, едет навестить мать. В полном смятении Анна видит свои отношения с ним, словно при ярком свете. Она понимает, что ее любовь делается все страстнее и себялюбивее, а Вронский, не утратив любви к ней, все-таки тяготится ею и старается не быть в отношении ее бесчестным. Пытаясь добиться его раскаяния, она едет за ним на вокзал, там вдруг вспоминает о человеке, раздавленном поездом в день их первой встречи, - и тут же понимает, что ей надо сделать. Анна бросается под поезд; последнее ее видение - бормочущий мужичок. После этого «свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».

Жизнь становится постылой для Вронского; его мучает никому не нужное, но неизгладимое раскаяние. Он уезжает добровольцем на войну с турками в Сербию; Каренин берет к себе его дочь.

После родов Кити, ставших глубоким духовным потрясением для Левина, семья возвращается в деревню. Левин находится в мучительном разладе с самим собою - оттого, что после смерти брата и рождения сына не может разрешить для себя самые важные вопросы: смысла жизни, смысла смерти. Он чувствует, что близок к самоубийству, и боится ходить с ружьём, чтобы не застрелиться. Но вместе с тем Левин замечает: когда он не спрашивает себя, для чего живёт, - он ощущает в своей душе присутствие непогрешимого судьи, и жизнь его становится твёрдой и определённой. Наконец он понимает, что знание законов добра, данное лично ему, Левину, в евангельском Откровении, невозможно объять разумом и выразить словами. Теперь он чувствует себя способным вложить несомненный смысл добра в каждую минуту своей жизни.

Пересказала

Мне отмщение, и аз воздам

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не

Может жить с ним в одном доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи,

И домочадцами. Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся

Люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских.
Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с

Экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и кучер

Просили расчета.
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский - Стива, как его звали в свете, - в обычный час, то есть в восемь часов утра,

Проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване..
Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и

Прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
"Да, да, как это было? - думал он, вспоминая сон. - Да, как это было? Да! Алабин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то

Американское. Да, но там Дармштадт был в Америке. Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, - и столы пели: Il mio tesoro, и не Il mio

Tesoro, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины", - вспоминал он.
Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь.
"Да, хорошо было, очень хорошо. Много еще там было отличного, да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь". И, заметив полосу

Света, пробившуюся сбоку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом

Году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него

Висел халат. И тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с его лица, он сморщил лоб.
"Ах, ах, ах! Ааа!.." - замычал он, вспоминая все, что было. И его воображению представились опять все подробности ссоры с женою, вся

Безвыходность его положения и мучительнее всего собственная вина его.
"Да! она не простит и не может простить. И всего ужаснее то, что виной всему я, виной я, а не виноват. В этом-то вся драма, - думал он. -

Ах, ах, ах!" - приговаривал он с отчаянием, вспоминая самые тяжелые для себя впечатления из этой ссоры.
Неприятнее всего была та первая минута, когда он, вернувшись из театра, веселый и довольный, с огромною грушей для жены в руке, не нашел

Жены в гостиной; к удивлению, не нашел ее и в кабинете и, наконец, увидал ее в спальне с несчастною, открывшею все, запиской в руке.
Она, эта вечно озабоченная, и хлопотливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно сидела с запиской в руке и с выражением

Ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами. Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских. Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета.

На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский – Стива, как его звали в свете, – в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване… Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.

«Да, да, как это было? – думал он, вспоминая сон. – Да, как это было? Да! Алабин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но там Дармштадт был в Америке. Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, – и столы пели: – Il mio tesoro, и не Il mio tesoro, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины», – вспоминал он.

Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь. «Да, хорошо было, очень хорошо. Много еще там было отличного, да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь». И, заметив полосу света, пробившуюся сбоку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат. И тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с его лица, он сморщил лоб.

«Ах, ах, ах! Ааа!..» – замычал он, вспоминая все, что было. И его воображению представились опять все подробности ссоры с женою, вся безвыходность его положения и мучительнее всего собственная вина его.

«Да! она не простит и не может простить. И всего ужаснее то, что виной всему я, виной я, а не виноват. В этом-то вся драма, – думал он. – Ах, ах, ах!» – приговаривал он с отчаянием, вспоминая самые тяжелые для себя впечатления из этой ссоры.

Неприятнее всего была та первая минута, когда он, вернувшись из театра, веселый и довольный, с огромною грушей для жены в руке, не нашел жены в гостиной; к удивлению, не нашел ее и в кабинете и, наконец, увидал ее в спальне с несчастною, открывшею все, запиской в руке.

– Что это? это? – спрашивала она, указывая на записку.

И при этом воспоминании, как это часто бывает, мучала Степана Аркадьича не столько самое событие, сколько то, как он ответил на эти слова жены.

С ним случилось в эту минуту то, что случается с людьми, когда они неожиданно уличены в чем-нибудь слишком постыдном. Он не сумел приготовить свое лицо к тому положению, в которое он становился перед женой после открытия его вины. Вместо того чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения, оставаться даже равнодушным – все было бы лучше того, что он сделал! – его лицо совершенно невольно («рефлексы головного мозга», – подумал Степан Аркадьич, который любил физиологию), совершенно невольно вдруг улыбнулось привычною, доброю и потому глупою улыбкой.

«Всему виной эта глупая улыбка», – думал Степан Аркадьич.

«Но что же делать? что делать?» – с отчаянием говорил он себе и не находил ответа.

Степан Аркадьич был человек правдивый в отношении к себе самому. Он не мог обманывать себя и уверять себя, что он раскаивается в своем поступке. Он не мог теперь раскаиваться в том, что он, тридцатичетырехлетний, красивый, влюбчивый человек, не был влюблен в жену, мать пяти живых и двух умерших детей, бывшую только годом моложе его. Он раскаивался только в том, что не умел лучше скрыть от жены. Но он чувствовал всю тяжесть своего положения и жалел жену, детей и себя. Может быть, он сумел бы лучше скрыть свои грехи от жены, если б ожидал, что это известие так на нее подействует. Ясно он никогда не обдумывал этого вопроса, но смутно ему представлялось, что жена давно догадывается, что он не верен ей, и смотрит на это сквозь пальцы. Ему даже казалось, что она, истощенная, состарившаяся, уже некрасивая женщина и ничем не замечательная, простая, только добрая мать семейства, по чувству справедливости должна быть снисходительна. Оказалось совсем противное.

«Ах, ужасно! ай, ай, ай! ужасно! – твердил себе Степан Аркадьич и ничего не мог придумать. – И как хорошо все это было до этого, как мы хорошо жили! Она была довольна, участлива детьми, я не мешал ей ни в чем, предоставлял ей возиться с детьми, с хозяйством, как она хотела. Правда, нехорошо, что она была гувернанткой у нас в доме. Нехорошо! Есть что-то тривиальное, пошлое в ухаживанье за своею гувернанткой. Но какая гувернантка! (Он живо вспомнил черные плутовские глаза m-lle Roland и ее улыбку.) Но ведь пока она была у нас в доме, я не позволял себе ничего., И хуже всего то, что она уже… Надо же это все как нарочно! Ай, ай, ай! Аяяй! Но что же, что же делать?»

Ответа не было, кроме того общего ответа, который дает жизнь на все самые сложные и неразрешимые вопросы. Ответ этот: – надо жить потребностями дня, то есть забыться. Забыться сном уже нельзя, по крайней мере до ночи, нельзя уже вернуться к той музыке, которую пели графинчики-женщины; стало быть, надо забыться сном жизни.

«Там видно будет, – сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил. На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.

– Из присутствия есть бумаги? – спросил Степан Аркадьич, взяв телеграмму и садясь к зеркалу.

– На столе, – отвечал Матвей, взглянул вопросительно, с участием, на барина и, подождав немного, прибавил с хитрою улыбкой: – От хозяина извозчика приходили.

Степан Аркадьич ничего не ответил и только в зеркало взглянул на Матвея; во взгляде, которым они встретились в зеркале, видно было, как они понимают друг друга. Взгляд Степана Аркадьича как будто спрашивал: – «Это зачем ты говоришь? разве ты не знаешь?»

Матвей положил руки в карманы своей жакетки, отставил ногу и молча, добродушно, чуть-чуть улыбаясь, посмотрел на своего барина.

– Я приказал прийти в то воскресенье, а до тех пор чтобы не беспокоили вас и себя понапрасну, – сказал он, видимо, приготовленную фразу.

Степан Аркадьич понял, что Матвей хотел пошутить и обратить на себя внимание. Разорвав телеграмму, он прочел ее, догадкой поправляя перевранные, как всегда, слова, и лицо его просияло.

"Анна Каренина". Встреча на станции Бологое

Cемидесятые годы позапрошлого века были периодом быстрого развития капитализма в России. Наряду с ростом промышленности и торговли в стране шел процесс обнищания и обезземеливания деревни. Крестьяне голодали, разорялись, забрасывали землю и уходили в города, где обрекали себя на новые ужасы разорения и бездомной жизни.

Лев Толстой знал бедственное положение русской деревни.
70-е годы - период особенно интенсивных и мучительных раздумий Толстого над социальными проблемами эпохи. В эти годы Лев Толстой еще больше проникается ненавистью к господствующим формам угнетения, еще ближе подходит к миропониманию патриархального крестьянства.
Свидетельством глубоких раздумий великого художника о судьбе своей страны, его неустанных поисков выхода из социального тупика явился роман «Анна Каренина».

«Анна Каренина» - одно из крупнейших творений Толстого. С большой силой поставлены в нем коренные вопросы жизни пореформенной России, отражены социальные сдвиги, происшедшие в стране после «реформы» 1861 г.

"Анна Каренина". Свидание Анны с сыном

В центре сюжета романа - трагедия молодой, одаренной, полной жизненных сил женщины, пришедшей в столкновение с лживой моралью великосветской дворянской среды. Душевная драма Анны, разорвавшей узы неравного брака, ханжеское отношение к ней со стороны великосветского общества показаны Толстым как типический конфликт эпохи, как столкновение человечности с бездушием, искренности с лицемерием в период торжества «господина Купона».

Уже с первых страниц произведения мы ощущаем переломный характер эпохи, изображенной в романе, зыбкость и шаткость господствующих отношений. «Все смешалось в доме Облонских». Все смешалось в окружающей жизни. Родовая аристократическая знать разоряется. Хозяевами жизни выступают дельцы Болгариновы и купцы Рябинины. «Рюрикович» Облонский униженно высиживает в приемной банкира, чтобы получить «доходное место».

"Анна Каренина". Сенокос

Трагедия Анны, ее одиночество и обреченность вызваны не только тем, что она пренебрегла - во имя жизни - лживыми, лицемерными законами дворянской среды, но и тем, что в новых условиях жизни ей противостоят законы буржуазной морали, еще более жестокие и бесчеловечные.

Честная и искренняя Анна с ее стремлением к большой и чистой любви органически не приемлет нравов, порожденных буржуазными отношениями; ей столь же противны «свободные» нравы салона Бетси Тверской, сколь и мертвящая чопорность кружка графини Лидии Ивановны.

И в этой безысходности, в непримиримом столкновении естественных стремлений живого человека с лицемерной моралью собственнического мира заключена причина трагической гибели Анны.

С большой силой поставлены в романе и проблемы экономического развития пореформенной России. На страницах романа проходят многочисленные образы помещиков (Свияжский, Степан Васильевич и др.), ощущающих кризис пореформенного хозяйства и ищущих выхода из него в еще большей эксплуатации народа. Все их поиски, разумеется, обречены на провал. Честными и глубокими являются идейные искания Константина Левина.

Левин решительно отвергает крепостническую систему хозяйства, основанную на порабощении крестьян. Он не приемлет и буржуазных порядков, отстаиваемых Кознышевым, Свияжским и другими либералами. Левин ищет путь к «бескровной революции», путь сочетания интересов помещиков и крестьян. Однако реальная действительность разрушает его утопические иллюзии.

Глубоко ошибочным является и тот «смысл жизни», к которому приходит Левин под влиянием слов старика Фоканыча, призывающего жить «по-божьи». И тем не менее образ Левина - человека, близкого к народу, бесстрашного правдоискателя - один из самых ярких положительных образов русской литературы XIX в.
Значительное место в романе занимают картины народной жизни, показанные с теплотой и лиризмом. Высокие душевные качества крестьян, их честность и трудолюбие противопоставлены моральной низости и душевной опустошенности господствующих классов.

Портрет М.А.Гартунг

Работа над романом «Анна Каренина» длилась пять лет - с 1873 по 1877 г. Вначале он был задуман как произведение, посвященное главным образом проблемам семьи и брака, - его содержание сосредоточивалось исключительно вокруг семейной трагедии Карениных. «В «Анне Карениной» я люблю мысль семейную», - говорил Лев Толстой. Однако, как всегда у Толстого, в процессе работы замысел произведения значительно расширился, углубился, и роман о семейной драме перерос в обширное эпическое повествование о всей пореформенной жизни России.
Роман «Анна Каренина» печатался в журнале «Русский вестник» в 1875-1877 гг. Последняя - восьмая - часть романа вышла отдельным изданием в 1877 г.

По выходе в свет роман вызвал бурные и противоречивые отклики. Революционно-демократическая критика (В. В. Стасов) отметила выдающиеся художественные достоинства нового произведения Толстого. Либеральная и народническая критика обрушилась на роман с резкими нападками.

Роман «Анна Каренина» был одним из любимых произведений В. И. Ленина. По свидетельству Н. К. Крупской, он много раз читал и перечитывал это произведение.

В экспозицию зала включены материалы, характеризующие творческую историю «Анны Карениной», и иллюстрации к роману.

ЭКСПОНАТЫ
ПОРТРЕТ ТОЛСТОГО. И. Н. Крамской. Масло. 1873 г. Копия Н. В. Орлова.
Портрет Л. Н. Толстого работы И. Н. Крамского является одним из лучших прижизненных портретов писателя. Художник рисовал Толстого в период его работы над романом «Анна Каренина». Оригиналы портрета находятся в Третьяковской галерее и в яснополянском доме Толстого.

Мария Александровна Гартунг – дочь А.С.Пушкина. Толстой встречался с ней в Туле в 70-х гг. Некоторые черты ее внешнего облика Лев Толстой придал Анне Карениной.

Мария Алексеевна Дьякова-Сухотина – сестра близкого друга Л.Н.Толстого Д.А.Сухотина. Некоторые обстоятельства
ее неудачного брака с М.С.Сухотиным нашли отражение у Анны Карениной в описании ее семейной жизни.

В рукописном отделе музея Л.Н.Толстого хранится одиннадцать вариантов начала романа “Анна Каренина”.